Ранее из категории География: ""

Огни святого Эльма.

Огни святого Эльма.
Редкое явление атмосферного электричества.
Очерк А.В.Пастухова (Журнал «Нива» №19 1898год.)

   

Все лето и осень 1891 года я провел по делам службы в верховьях рек Риона и Ардона и здесь, совершая восхождения на многие вершины главного Кавказского хребта, был свидетелем разных атмосферных явлений; но особенно редкое и интересное явление довелось наблюдать мне па вершине горы Халацы, на которую я поднимался для производства тригонометрических наблюдений.

Гора Халаца находится в верховьях реки Ардона в том месте главного Кавказского хребта, где от него отделяется хребет, служащий водоразделом между бассейнами рек Куры и Риона. Она имеет высоту 12,915 фут. над уровнем моря и покрыта вечным снегом. 24го августа перед закатом солнца я, в сопровождении десяти казаков сунженско-владикавказского полка, прибыл к подошве этой горы и здесь на берегу шумной горной речки расположился на ночлег. 25го августа, в 7 1/2 часов утра, я с восемью казаками пешком отправился в путь, имея намерение достичь вершины упомянутой горы. После десятичасового трудного и местами опасного пути мы в 5 час. 30 мин. достигли вершины. В 7 часов вечера начал срываться снежок; Я велел казакам готовить места для ночлега; приготовил и для себя; выровняв небольшую площадку, я из штатива от теодолита, семи альпийских палок и бурки сделал себе шалаш, в который сейчас же и поместился, потому что в это время шел уже сильный снег. Солнце давно село и было совершенно темно, но вот я заметил какой-то свет, который виден мне был из-под нижнего края бурки, не плотно прилегавшего к земле. Сначала этот свет меня озадачил, но потом я решил, что он, происходить от белизны вновь выпавшего снега; на этом я и успокоился. Прошло несколько минут, как вдруг я услышал над собою писк, который то усиливался, то затихал, но не прекращался. Я позвал казака, который сильно упавшим голосом объявил мне, что появились какие-то огни, что все горит, мы все горим и камни горят. Я велел открыть ему полы моего шалаша и стал вылезать оттуда. В руках у меня была металлическая кружка; как только я ее высунул наружу, она вдруг вспыхнула и запылала. Вслед за этим загорелись мои усы, воротник и полы моего тулупа. Стоявший передо мной казак был с огненными усами, бровями и волосами; вся бурка его тоже тлела.

На каждом конце палок, составлявших мой шалаш, горел огонь и, наконец, на каждом острие всех камней, покрывавших вершину горы, по всей ее длине и ширине, пылали огни; одним словом, перед нами были так называемые огни святого Эльма. Площадь, которую покрывали эти огни, равнялась сорока квадратным саженям. Все огни были плоские и имели форму, подобную пламени газового рожка, с ровными верхними краями, без всяких языков. Притом, несмотря на довольно сильный ветер, пламя нисколько не колебалось, цвета оно было фиолетового и, по-видимому, не обладало тепловыми лучами, так как при прикосновении руки к огню не ощущалось теплоты. Минут 15 я наблюдал эти огни и любовался столь дивным и редким зрелищем, от которого положительно нельзя было оторвать глаз; но усилившаяся метель заставила меня вспомнить о моем шалашике, и я, объяснив казакам так сильно смутившее их явление и умолчав, конечно, об опасности, а напротив совершенно успокоив их, опять отправился на свое место. С полчаса еще после этого слышен был писк, и горели огни и изредка раздавались удары грома. Потом все стихло, огни погасли, и я заснул. Не знаю, как долго я спал, только вдруг был разбужен страшным ударом грома. После того опять послышался писк и опять запылали огни еще в большем количестве, чем прежде, и это продолжалось ровно 40 минут. За это время было три сильных удара грома, потом огни исчезли, я заснул и проспал, ничем уже более не потревоженный, до самого утра.

В этот день (26-го августа) так же, как и накануне, нельзя было сделать нужных мне наблюдений, ибо весь главный Кавказский хребет и окружающие нас высоты и ущелья были покрыты туманом, который по временам покрывал и нас; а потому я и решил опять остаться ночевать тут же на вершине. Но, чтобы хоть сколько-нибудь обезопасить себя от могущей опять произойти грозы, я велел на самой высшей точке сложить из камней башенку, которая должна была служить нам громоотводом, так как все же, пожалуй, молния скорей ударила бы в самую высшую точку. Шалашик я свой разобрал и решил спать, укрывшись буркой. В 5 часов пополудни нас окутало густым туманом, стал изредка срываться мелкий снежок, и я почувствовал, что по моему лицу как будто ползала паутина, а вместе с тем я услышал знакомый уже мне писк: Начиналось вчерашнее явление. Через полчаса туман рассеялся и писк прекратился, но в то же время я заметил, что с запада, со стороны Сванетии, надвигалась страшная туча, которая, все, разрастаясь и образуя полукруг, медленно подвигалась к нам.

К этому времени сварился наш суп, и мы стали ужинать. После ужина я хорошенько уложил все инструменты и сделал наблюдение над термометром, который показывал в это время -0,5° К. В ожидании непогоды я ходил вдоль вершины; стали наступать сумерки. Вдали слышны были глухие раскаты грома, нас совсем окутало густым холодным туманом, и стал сыпаться мелкий и частый снег. В пяти шагах ничего не было видно. Я лег и закрылся буркой. Минуть через десять раздался такой сильный удар грома, что буквально содрогнулась вся гора.
Я выглянул из-под бурки, и моему взору представились те же огни. Я стал опять наблюдать за ними. При каждом новом ударе грома огни мгновенно гасли, но так же мгновенно и снова появлялись. По-прежнему вся вершина была усеяна этими чудными огнями, и особенно башенка была вся унизана ими. Вдруг, что-то с сильным жужжаньем промелькнуло перед моим лицом по направлению к башенке. Через несколько минут явление это повторилось, но я по-прежнему не мог его разглядеть. Я стал ожидать его снова, приготовившись хорошенько наблюдать. Оно не долго заставило себя ждать. Снова зажужжало и замелькало опять в том же направлении, и на этот раз я ясно разглядел пронесшийся в расстоянии одного аршина от меня маленький белого цвета огненный шарик, величиною немного более грецкого ореха.

Он летел волнообразно рикошетами и при прикосновении к снегу издавал жужжащий звук, похожий на звук, производимый пчелой, когда она бьется о стекло. Явление повторилось еще нисколько раз, и иногда до того близко пролетал шарик от моего лица, что я невольно должен был отстранять голову. Это были шаровидные молнии. Наконец, ветром стало сильно мести в лицо мне снег, и я принужден был опустить бурку и совсем закрыться. Гром участился. Через каждые пять, шесть минуть следовал новый удар. В двух шагах от меня в жестяном ящике лежала железная печка, а около неё железные кошки, и все это при каждом ударе сильно гремело. При иных же ударах, вся поверхность горы гремела, как бы с неё сдергивали крышу из листового железа. Несколько раз двигалась на мне бурка, но не так, как если бы ее тянул кто-нибудь, а как будто она ползала по мне, причем разные её части двигались, с не одинаковой скоростью.

Удары грома все учащались, притом до того близко от нас, что каждым ударом нас положительно оглушало. Но вот, прошло 5 минут, и удара не было, прошло еще столько же времени и опять ни одного удара, только писк ужасно усилился, а башенка шипела, буквально как гигантский паровоз. Все казаки, как потом оказалось, в это время с напряжением ожидали чего-то ужасного.  Я лежал на правом боку, ногами по направлению к башенке, а, следовательно, к высшей точке вершины. Я опять приподнял над лицом немножко бурку и посмотрел. Снег сыпал по-прежнему, но ветер был тише. Огней было видимо-невидимо.

Вдруг мелькнул один шарик, потом другой, третий, еще и еще, и затем блеснул страшный свет, раздался оглушительный гром, меня рвануло за ноги, сдернуло с места и перевернуло на спину. Первою моею мыслью было: меня убило. Следующая мысль: меня не убило, а только оторвало ноги; и я действительно чувствую, что по колени мои ноги оторваны. Боль в этих местах ужасная: хочу убедиться, действительно ли ноги оторваны или по крайней мере парализованы, с силой стараюсь пошевелить правой ногой, и убеждаюсь, что ниже колена ее нет; проделываю то же самое с левой ногой, и опять тот же результат. Тогда я поднимаюсь, сажусь и руками ощупываю ноги; оказывается, что они обе целы, но двинуть я ими по-прежнему не могу: ниже колен — они мертвы. Я начинаю тереть их и вот почувствовал большой палец правой ноги, потом пошевелил всей ногой; вместе с этим возвратилась жизнь и к левой ноге. После этого я стал окликать казаков. Но на мой зов никто не отозвался; я повторил крик несколько раз, и первым отозвался казак Марченко.
 Я спросил, не убило ли кого? В это время отозвалось несколько голосов, которые говорили, что, кажется, Бог миловал: на этот раз никого не убило; но каждый сообщал, что его ударило в ноги, а казак Талин жаловался, что его ударило в бок, и он толкнул головой лежавшего рядом с ним казака Артамонова с такою силою, что тот откатился от него. Очевидно, что мы были поражены возвратным  ударом. После этого я решил, что дольше оставаться тут нельзя и надо уходить. Но куда же идти ночью, во время метели, и притом с такой горы, как Халаца, где на каждом шагу можно было полететь в пропасть?

 А потому о спуске куда-нибудь далеко вниз не могло быть и речи. Я решил спуститься, хотя саженей на двадцать ниже вершины, где все-таки могло быть безопаснее, чем здесь. Проходя мимо башенки, которая шипела как опущенное в воду раскаленное железо, я заметил на ней несколько огоньков. По всему же протяжению вершины, где они горели прежде, — их не было ни одного. Дойдя до места, где начинались обрывы, мы остановились, и хотя здесь покатость была очень большая, но я все-таки решил переночевать на этом месте. Замечательно, что этот страшный удар грома, согнавший нас с вершины, был последним в то лето. После этого мы уже не слышали ни одного удара.

Дополнительная информация:
Русский военный топограф Пастухов Андрей Васильевич.

Далее из категории География: ""